Екатерина Мурашова: «Если я уйду из поликлиники, там никого не останется»
Екатерина Мурашова — практикующий детский психолог, биолог, популярный лектор и писательница. Она получила две премии «Заветная мечта» за повести «Класс коррекции» и «Гвардия тревоги», а также вошла в число номинантов Международной премии памяти Астрид Линдгрен. Екатерина рассказала Bookmate Journal о работе в поликлинике, отношении к психологии в России и о том, чем нынешние дети отличаются от детей времен перестройки.
— Как изменились ваша работа и образ жизни с приходом пандемии?
— Я продолжаю вести прием в поликлинике. Конечно, народу приходит меньше, отменены плановые приемы, все помещения дезинфицируются, пахнет хлоркой. Но для меня в этом плане ничего не изменилось.
Я вообще ничего не понимаю в происходящем. У меня не складывается общая картина, хотя я, как биолог и как любой думающий человек, пытаюсь ее сложить. И я не могу дать никаких прогнозов. Есть две вещи, которые мне вообще непонятны. Это то, что происходит сейчас в Африке и в лагерях беженцев. Там нет ни медицины, ни карантина. Совсем. Мы не слышим про лежащие трупы людей, которым не оказали помощи. А про лагеря беженцев все вообще забыли, как будто их и не было. А ведь раньше их любили показывать. В странах Африки все же есть интернет. И если бы там умирали люди, не получая медицинской помощи, то мы бы об этом знали. Но ничего подобного не происходит.
Что-то мне подсказывает, что этот вирус просто исчезнет через некоторое время. В истории бывали такие случаи. На рубеже XV–XVI веков в Европе свирепствовала английская потливая горячка, или «английский пот». Зафиксировано четыре вспышки этой болезни, и летальность тогда была несравнимо выше, чем сейчас. Инфекция внезапно появлялась и так же внезапно исчезала. Европейцы не считали ее заразной и никаких карантинов не устраивали. Мне кажется, так будет и с коронавирусом: он исчезнет сам по себе, а не потому, что мы его победили.
— Вы довольно известный человек в профессиональной и медийной среде. При этом вы около 30 лет работаете в обычной городской детской поликлинике № 47 в Московском районе Петербурга. Как вести прием в медицинском госучреждении с постоянной бумажной волокитой, в состоянии перманентной загруженности и при разношерстности пациентов — тема для отдельного разговора. Почему вы остаетесь там столько лет? Ведь сейчас так много практикующих частным образом психологов, которые очень неплохо зарабатывают.
— Но ведь не всем же нужна прибыль. Я нахожусь там, где мне удобно. Мне удобно работать на государство и в той поликлинике, где я нужна. Сейчас есть множество психологов, которые за ваши деньги расскажут вам, как сложно устроились отношения с вашей матерью. А если я уйду из поликлиники, там не останется никого, потому что в большинстве муниципальных детских поликлиник психолога просто нет.
— Как же найти своего психолога?
— Человек, который обращается к психологу, должен понимать, какую задачу он перед собой ставит. Если у вас болит ухо, вы пойдете к лору. А вот с больной спиной к лору идти бесполезно. Так и здесь. Если вы по каким-то причинам хотите перекроить собственную личность, что странно, но встречается, вы идете к психологу-аналитику. И тогда за ваши деньги при встречах дважды в неделю с разговорами на кушетке с вашей личностью действительно что-то может произойти. Если ваш ребенок заперся в холодильнике и едва не погиб и теперь вы ходите пешком на шестой этаж, потому что ваш ребенок боится заходить в лифт, вы пойдете к психологу-бихевиористу или когнитивно-поведенческому терапевту. Эту проблему, кстати, действительно можно решить. Если вы чувствуете проблемы с межличностной коммуникацией, например перестали понимать мужа, то вы пойдете на системную семейную терапию — и с очень большой долей вероятности достигнете успеха. Если вы чувствуете, что вас никто не понимает, что вам вообще нужно выговориться, получить безоговорочную поддержку без упреков, вы пойдете к психотерапевту гуманистического направления.
Если вы хотите что-то незначительное поменять в вашей жизни, вы пойдете к психологу-консультанту, и это, возможно, окажусь я. И это мой сознательный выбор. Я легко могу залезть в душу человека, раскачать там все — стаж, как говорил профессор Преображенский. Но у меня нет уверенности, что я знаю, что там делать потом. Я не чувствую в себе достаточное количество мессианства, чтобы перестраивать чужую личность.
А психологическая консультация — это абсолютно понятный мне и полезный жанр. И я реально могу помочь определенным людям решить их конкретные проблемы. Я работаю на том уровне, который другие психологи считают низшим, базовым, потому что внутри психологии, как и везде, есть своя иерархия. Выдуманная, конечно. Потому что вряд ли дворник менее полезен, чем офис-менеджер среднего звена. А может, даже более. Тем не менее в головах большинства людей это сидит. Это никак не связано с хорошестью и полезностью этих профессий, лишь с общественной мифологией.
— Еще лет 20 назад психолог в России был диковинкой. Сходить на прием к психологу — это было нечто из американских фильмов. А сейчас это стало более-менее привычным.
— Более того, за те 30 лет, что я работаю в этой сфере, психологическая грамотность населения выросла практически с нуля до вполне приемлемого уровня. Абсолютное большинство современных образованных людей при четко поставленной задаче и небольшом умственном напряжении вполне могут разобраться во всем, что я вам рассказала. Тридцать лет назад даже хорошо образованный человек просто не знал, с какой стороны к этой задаче подступиться, и с трудом отличал психолога от психиатра. Поясню: психиатр — это врач, человек с медицинским образованием, который прописывает лекарства и лечит психически больных людей. Психолог, как правило, работает с психически здоровыми и лекарств не прописывает.