: bookmatejournal

December 30 2019, 10:21

Category:

Лучшие книги 2010-х по версии редакции Букмейта

Пока все спорят, когда на самом деле закончится это десятилетие, мы решили подвести его итоги уже сейчас. По нашей просьбе коллеги назвали книги, которые вышли в 2010-е и которые больше всего их впечатлили. Участники могли выбрать два текста, не ограничивая себя ни темой, ни жанром, ни языком оригинала.

Настя Бурмистрова, редактор направления «Книги»

Захватывающий роман о Второй мировой войне, получивший Пулитцеровскую премию в 2015 году. Литература для тех, кто любит Жюля Верна и при этом хотел бы читать современную прозу. Энтони Дорр писал эту книгу десять лет, собирая исторические материалы и разбираясь в тонкостях радиотехники. Радио в романе — это одновременно инструмент пропаганды в фашистской Германии, возможность для протеста и тонкая нить, связывающая людей в момент хаоса. Удивительная история, в которой есть место не только смерти, насилию и пыткам, но и музыке, улиткам и любви.

«Надо жить, как улитка, — от мгновения до мгновения, по сантиметрику».

Американский писатель Нил Шустерман был известен как автор фэнтези и научной фантастики, пока в 2015 году не вышла «Бездна Челленджера» — реалистичный роман о подростке с шизофренией. Главный герой Кейден ходит в школу, общается с родителями, живет обычной жизнью, но все чаще ему мерещится, что он плывет на огромном корабле к самой глубокой точке Марианской впадины. У этой истории есть биографическая основа: сыну Шустермана поставили тот же диагноз, что и Кейдену; писатель также использовал его рисунки в романе. Получилась шокирующая и запоминающаяся книга.

«Забудьте о солнечных батареях — научиться бы добывать электричество из отказа признавать очевидное, и энергии хватит еще на много поколений».

Карина Бычкова, редактор направления «Аудио»

Несмотря на то что книга-репортаж Литтелла вышла на французском в ноябре 2009 года, я все же решила пренебречь формальными признаками и включила «Чечню» в подборку самых важных изданий 2010-х. Во-первых, меня дико будоражит история ее создания: Литтелл ездил в Чечню в мае 2009-го, но после убийства правозащитницы Натальи Эстемировой (15 июля того же года) переписал готовый материал с учетом этих и других трагических событий. Изменился не только текст, но и литтелловское восприятие региона в целом (вот бы почитать исходник!). Во-вторых, с начала нулевых Чечня окончательно вернулась к мирной жизни и сформировала внутри себя особые законы и порядки, изучать которые чрезвычайно любопытно. В-третьих, для документальных текстов Литтелла характерно то же отсутствие композиционных швов между бредом и реальностью, что и для его большой прозы, и от этого становится по-настоящему жутко.

Перепридуманные в угоду новой власти традиции, унижение женщин, пытки, торговля должностями, захват любого мало-мальски успешного бизнеса, непотизм, принудительные взносы для государственных служащих и тотальный контроль всех сфер общества — Чечня кажется местом, где первобытное сочетается с оруэлловским примерно так же, как проспект Путина с памятником Ахмату Кадырову. И, как показывает финал, в котором Джонатану приснился Рамзан, в конце наш след возьмут не благоволительницы.

«Террор, реконструкция, кооптация и ислам образуют угловые столпы. Они выглядят крепкими, и Рамзан гордится и хвалится этим. Но каждый столп так или иначе подтачивается изнутри».

Еще одна книга-репортаж — посвященная трагедии в Беслане и написанная корреспонденткой ИД «Коммерсантъ» Ольгой Алленовой. Почему «Форпост» кажется мне важным? Во-первых, потому что мало какие трагедии современной России уже отрефлексированы, и отрефлексированы так тонко. Тема — безусловно, тяжелая и эмоционально заряженная — изучена Ольгой не только деликатно, но и подробно. Ей удалось встретиться с огромным количеством очевидцев, жертв, экспертов, следователей, политиков и вообще, кажется, со всеми, кто имел к трагедии хоть какое-то отношение, воссоздать все, что происходило в момент захвата и штурма, разобраться, как велось следствие, и, самое главное, вернуться в современный Беслан и выяснить, чем живет покалеченный горем город. Во-вторых, потому что решения, принятые после Беслана, влияют на нас до сих пор. Отмена прямых выборов глав регионов, ужесточение контроля прессы — лишь малая часть того, что так или иначе произошло с Россией в результате бесланской трагедии: тезис «Вы что, хотите, как тогда?» именно с тех пор считается весомее борьбы за любые свободы. И так мы теперь и живем.

«Я задала ему еще один мучивший меня вопрос: надо ли договариваться с террористами, зная, что создаешь прецедент? Он дал мне прекрасный гуманистический ответ, и я ему за это благодарна до сих пор. Он сказал, что в первую очередь государство должно защищать своего гражданина».

Игорь Кириенков, редактор Bookmate Journal

Роман с памятью, языком, великой — Пруст, Мандельштам, Сонтаг, Зебальд — интеллектуальной традицией; в конце концов, просто романс — как гласит обложка книги. «Памяти памяти» была опубликована в конце 2017-го и как бы подвела итог одному из самых ярких годов десятилетия, когда друг за другом выходили сорокинская «Манарага», данилкинский «Ленин», быковский «Июль», и удивительным образом получила две главные отечественные литературные премии — «Большую книгу» и «НОС».

«На сто вещей, которых вы не знали о Кафке, находятся еще сто, которых Кафка сам о себе не знал, словно единственный способ увидеть старый мир — застать его врасплох».

Колючая проза поэта и — немаловажное обстоятельство — ученой: в этой книге исследовательница ленинградской блокады Полина Барскова соединяет нечеловеческий опыт 70-летней давности со своим — слишком человеческим, бесконечно уязвимым, неуютно интимным. Может быть, самый странный автофикшен десятилетия, располагающийся на стыке филологии, эссе и (см. заглавную вещь сборника) драматургии.

«Прелесть архива: ощущение головоломки, мозаики, как будто все эти голоса могут составить единый голос, и тогда сделается единый смысл, и можно будет вынырнуть из морока, в котором нет ни прошлого, ни будущего, а только стыдотоска».

Таня Королева, редактор раздела «Комиксы»

Книга журналиста Михаила Зыгаря ценна не шокирующими откровениями или конспирологическими теориями (хотя автор делает весьма смелые предположения об эмоциях своих героев), но тем, что, по сути, это одна из немногих попыток отрефлексировать происходящее в российской политике (а шире — обществе) с 2000 по 2015 год. Не берусь судить об истинности фактов или справедливости их трактовки, но, на мой взгляд, Зыгарю удалось показать зловещую постмодернистскую изнанку путинской стабильности с ее молодежными движениями, фабриками троллей и захватом заложников во время спектакля.

«Все решения действительно принимает Путин, но Путин — не один человек. Это огромный коллективный разум. Десятки, даже сотни людей ежедневно угадывают, какие решения должен принять Владимир Путин. Сам Владимир Путин все время угадывает, какие решения он должен принять, чтобы быть популярным, чтобы быть понятым и одобренным огромным коллективным Владимиром Путиным».

Если в нулевые годы на меня большое впечатление произвел роман «Санькя» об озлобленном русском мальчике, который громил улицы Москвы, то следующее десятилетие хочется отметить попыткой осознать, что же со всеми этими мальчиками сталось. Никита Тихонов рассуждает о том, достойно ли драться с чеченцем один на один или на врага можно и толпой, утверждает, что «педераст — это уже не русский человек», и гадает перед сном, куда Котику положить ствол. Текст сопровождают подробные комментарии журналиста «Медиазоны» Егора Сковороды с биографическими справками или леденящими душу подробностями «акций» или преступлений. С трудом верится, что все это действительно происходило и что люди, причастные к созданию молодежных националистических группировок, до сих пор на свободе — и у власти.

«Поехали хоть в лес с тобой на выходные съездим? Отдохнем нахер от всех, от фашизма».

Кира Тульчинская, редактор подкастов

История детства и взросления двух подруг в послевоенной Италии. В этой книге, где персонажей так много, что их перечень занимает целый разворот, Ферранте описывает отношения двух талантливых молодых женщин, в которых нашлось место не только преданности и нежности, но и зависти и раздражению. У мирового бестселлера было три продолжения, и теперь сага про Лилу и Лену известна под названием «Неаполитанский квартет». При этом мы так и не знаем, кто скрывается за псевдонимом Элена Ферранте.

«Взрослые живут сегодня в ожидании завтра и оставляя позади вчера, позавчера, максимум прошлую неделю — на большее их не хватает. А вот дети не знают, что такое „вчера“, „позавчера“ или „завтра“, — для них существует только „здесь и сейчас“: вот улица, вот дверь, вот лестница, это мама, это папа, это день, это ночь».

Серия «Ленинградские сказки» — важное пополнение в корпусе блокадной литературы для детей. Она обязательно займет свое место рядом с «Тремя девочками», «Маленькими ленинградцами», «Седьмой симфонией» и другими произведениями, рассказывающими детям и подросткам о главном испытании в истории Санкт-Петербурга.

«Подлые и жадные люди держали в повиновении трусливых. Трусливые и жадные — совершали подлые поступки. И круг замыкался. Подлость и трусость как ядовитое облако, как тусклое серое небо стояли над городом.
Главное — трусость».

Кристина Ятковская, выпускающий редактор Bookmate Journal

Весь мир полюбил Криса Хэдфилда за то, что он в невесомости спел песню Дэвида Боуи под гитару. Но даже если вы равнодушны к «Space Oddity», после книги «Руководство астронавта по жизни на Земле» наверняка проникнетесь симпатией к ее автору, добродушному и ужасно трогательному усачу. Хэдфилд пишет о сбывшейся, почти невозможной мечте (в НАСА принимали только американцев, а он — канадец, да еще и со страхом высоты), о рациональном подходе к смерти в любую секунду («Ну что ж, и какая будет следующая причина, по которой я могу погибнуть?») и о том, чему может научить космос нас с вами — тех, кто пока здесь. Кроме того, обычный космический быт станет ближе и понятнее: например, вы узнаете, куда в невесомости потекут слезы и каково это — пролезать в квадратном скафандре в круглый люк.

«Выйти в открытый космос — это почти как вскарабкаться на гору, поднять штангу, починить маленькую машинку и исполнить замысловатое балетное па и все это одновременно, будучи при этом упакованным в громоздкий скафандр, который обдирает пальцы и ключицы».

Очень люблю книги-письма, и эта, пожалуй, жемчужина из всех, что я знаю. Стоит ли говорить, какая это находка и счастье для набоколюба, набоковеда, но самое приятное, что даже если вы читали Набокова совсем мало, но вынесли из прочитанного хоть каплю приязни, то будете очарованы. В книгу входят письма, которые он отправлял своей жене Вере с момента знакомства (1923 год, обоим чуть за 20) и почти до конца (1975-й, за два года до смерти). Вся эта трогательная нежность, невыносимая прелесть языка, игры, какое-то каждодневное чудо, кроссворд в виде бабочки, «обымаю», белые штаны — кто еще смог бы так искрометно отчитываться о съеденных «мясиках», так лихо превращать любое слово в ласковое, так беречь и сохранять эту любовь-на-всю-жизнь, что бы там у них с Верой ни происходило. Писем Веры не сохранилось, и ответы мы можем только домыслить, но их отсутствие не мешает удовольствию. Читая, вы проживете 50 потрясающих лет и выйдете из них одухотворенными: «Письма к Вере» дадут почувствовать подлинную веру в любовь.

«Ты пришла в мою жизнь — не как приходят в гости (знаешь, „не снимая шляпы“), а как приходят в царство, где все реки ждали твоего отраженья, все дороги — твоих шагов. Судьба захотела исправить свою ошибку — она как бы попросила у меня прощенье за все свои прежние обманы».

Бонус: 3 самые популярные книги на Букмейте, которые вышли в 2010-е

Как не сойти с ума от зависти, злости и зависимости от чужого мнения в современном мире.

«Однажды вы умрете. Я знаю, это очевидно, но на всякий случай напоминаю — вдруг забыли. Вы и все люди, которых вы знаете, скоро умрут. В небольшое оставшееся время вы успеете позаботиться о немногом. Очень немногом. И если вы собираетесь психовать по каждому поводу, то допсихуетесь».

Что позволило человечеству стать хозяевами планеты, почему оно верит в капитализм и какое будущее его — то есть нас — ждет.

«Стабильность — это заповедник для тупиц».

Руководитель Института исследования счастья в Копенгагене о том, как достичь его в северных широтах.

«Хюгге заключается не столько в вещах, сколько в атмосфере и ощущениях. В близости тех, кого мы любим. В чувстве дома. В ощущении покоя и безмятежности, когда мы защищены от тревог мира и можем позволить себе расслабиться, когда можно бесконечно обсуждать все великие и малые явления жизни, или просто уютно молчать вместе, или даже тихо сидеть в одиночестве с чашкой чая».